Вот почему, почемууууууу весь день в голове крутится только:
"Ведь если в башне поебень.
То что ебень, что не ебень.
Если в башне поебень.
Что ебень, что не ебень."
Выскребите из моей головы это.


Cкачать Ленинград ЗОЖ бесплатно на pleer.com

Всем страшненького Хеллоуина! У-у-у-у!

---

Hotblood!

И еще один крутой комикс

---

Гордость, предубеждение и зомби

Мазафака, оно выйдет
Дарси ужасен

@темы: Видео

---

Позитивный мультец

@темы: Видео

---

2016 год

О боги. "Хроники Шаннары" Терри Брукса экранизируют! Безумно люблю эту сагу. Показ запланирован на январь 2016 года. Срочно перечитать!



А ещё-о-о-о!.. О да-а-а. "О новый дивный мир" Олдоса Хаксди. Дата выхода пока не определена.
И второй сезон "Секретных материалов" с Джулиан Андерсон и Дэвидом Духовны *бегает по стенам и махает руками* Это же "Секретные материалы", йопт! Старые (здесь в прямом смысле ) и добрые! Будет ностальгия~
Обещают ещё третий сезон "Сотни". Ждём-с и надеемся на Белларк Ну серьёзно, сценаристы, додайте фанатам пейринг!

Ух, какой списочек вкусный получается.

@темы: Видео

---

Вот такие в мире новости последний месяц.

"- О! - Изя опять вскинул палец. Рот его приоткрылся, глаза выкатились. - О! - повторил он и снова замолчал. Сельма смотрела на него с восхищением. - Порядок! - провозгласил Изя. - Порядок! - глаза его выкатились еще больше. - А теперь представь, что во вверенном тебе городе появляются бесчисленные стада павианов. Изгнать их ты не можешь - кишка тонка. Кормить их централизованно ты тоже не можешь - не хватает жратвы, резервов. Павианы попрошайничают на улицах - вопиющий беспорядок: у нас нет и не может быть попрошаек! Павианы гадят, за собой не убирают, и никто за ними убирать не намерен. Какой отсюда напрашивается вывод?

- Ну, уж во всяком случае, не ошейники надевать, - сказал Андрей.

- Правильно! - сказал Изя с одобрением. - Конечно, не ошейники надевать. Первый же напрашивающийся деловой вывод: скрыть существование павианов. Сделать вид, что их вовсе нету. Но это, к сожалению, тоже невозможно. Их слишком много, а правление у нас пока еще до отвращения демократическое. И вот тут появляется блестящая в своей простоте идея: упорядочить присутствие павианов! Хаос, безобразие узаконить и сделать таким образом элементом стройного порядка, присущего правлению нашего доброго мэра! Вместо нищенствующих и хулиганящих стад и шаек - милые домашние животные. Мы же все любим животных! Королева Виктория любила животных. Дарвин любил животных. Даже Берия, говорят, любил некоторых животных, не говоря уже о Гитлере...

- Наш король Густав тоже любит животных, - вставила Сельма. - У него - кошки.

- Прекрасно! - воскликнул Изя, ударяя кулаком в ладонь. - У короля Густава - кошки, а у Андрея Воронина - персональный павиан. А если он очень любит животных, то даже два павиана..."

Стругацкие "Град обреченный"


На шестой день Недели ненависти, после шествий, речей, криков, пения, лозунгов, транспарантов, фильмов, восковых чучел, барабанной дроби, визга труб, маршевого топота, лязга танковых гусениц, рева эскадрилий и орудийной пальбы, при заключительных судорогах всеобщего оргазма, когда ненависть дошла до такого кипения, что попадись толпе те две тысячи евразийских военных преступников, которых предстояло публично повесить в последний день мероприятий, их непременно растерзали бы, -- в этот самый день было объявлено, что Океания с Евразией не воюет. Война идет с Остазией. Евразия -- союзник.
Ни о какой перемене, естественно, и речи не было. Просто стало известно -- вдруг и всюду разом, -- что враг -- Остазия, а не Евразия. Когда это произошло, Уинстон как раз участвовал в демонстрации на одной из центральных площадей Лондона. Был уже вечер, мертвенный свет прожекторов падал на белые лица и алые знамена. На площади стояло несколько тысяч человек, среди них -- примерно тысяча школьников, одной группой, в форме разведчиков. С затянутой кумачом трибуны выступал оратор из внутренней партии -- тощий человечек с необычайно длинными руками и большой лысой головой, на которой развевались отдельные мягкие прядки волос. Корчась от ненависти, карлик одной рукой душил за шейку микрофон, а другая, громадная на костлявом запястье, угрожающе загребала воздух над головой. Металлический голос из репродукторов гремел о бесконечных зверствах, бойнях, выселениях целых народов, грабежах, насилиях, пытках военнопленных, бомбардировках мирного населения, пропагандистских вымыслах, наглых агрессиях, нарушенных договорах. Слушая его, через минуту не поверить, а через две не взбеситься было почти невозможно. То и дело ярость в толпе перекипала через край, и голос оратора тонул в зверском реве, вырывавшемся из тысячи глоток. Свирепее всех кричали школьники. Речь продолжалась уже минут двадцать, как вдруг на трибуну взбежал курьер и подсунул оратору бумажку. Тот развернул ее и прочел, не переставая говорить. Ничто не изменилось ни в голосе его, ни в повадке, ни в содержании речи, но имена вдруг стали иными. Без всяких слов по толпе прокатилась волна понимания. Воюем с Остазией! В следующий миг возникла гигантская суматоха. Все плакаты и транспаранты на площади были неправильные! На половине из них совсем не те лица! Вредительство! Работа голдстейновских агентов! Была бурная интерлюдия: со стен сдирали плакаты, рвали в клочья и топтали транспаранты. Разведчики показывали чудеса ловкости, карабкаясь по крышам и срезая лозунги, трепетавшие между дымоходами. Через две-три минуты все было кончено. Оратор, еще державший за горло микрофон, продолжал речь без заминки, сутулясь и загребая воздух. Еще минута -- и толпа вновь разразилась первобытными криками злобы. Ненависть продолжалась как ни в чем не бывало -- только предмет стал другим.

Дж. Оруэл "1984"

---

Пост для вопросов, предложений, похвалы и жалоб.

Всё, о чём вы хотели спросить, но боялись получить по шапке

Кстати, здесь же можно возмущаться по поводу длинных пауз в написании фиков. Я буду стыдливо опускать глазки и садиться за продолжение.

Пишите, не стесняйтесь

---

@темы: Видео

---

С тех пор, как начала снова работать, каждый день мне хочется сделать так же.

@темы: Работрудни

---

Несите ответственность за тех, кого приручили. Потому что выкидывать домашнее животное, когда оно надоело или перестало быть няшным комочком, низко.

@темы: Видео

---

Я рациональный человек, верящий в мистику в разумных пределах. Но когда в обеденный перерыв спешишь на прием врача, и два раза слетает цепь у велика, ловишь абсолютно все красные светофоры, которые были на пути (а их было много), а по приезде оказывается, что твоя карта непонятно где и "Приходите через неделю", то трудно удержаться от мистицизма. Утешилась круассанами с карамелью.
Кстати, на обратном пути была та же фигня. Мне не стоило возвращаться на работу?..

@темы: Работрудни

---

Меня продолжают веселить наши главбух и директор. Зашли в мой кабинет, постучали по деревянной стенке шкафа и ушли. Что это было? оО

@темы: Работрудни

---

Вот это я сходила за пирожками
Есть тут недалеко от меня изумительная пекарня, которая соблазняет и заманивает к себе одним только запахом. И до жути полюбились мне там круассаны с карамелью (ммм, вкуснотища просто!). Идти всего 10-15 минут, и время от времени я совершаю греховный поход туда. И вот в очередной раз решив сгонять за вкусняшками...
Смотрю в окно: солнышко. Думаю:" Ай, зонты для слабаков!" - и не взяла зонт. Я успела преодолеть половину пути, прежде чем простой моросящий дождичек превратился в ЛИВЕНЬ. Сначала я стояла под одним деревом - пережидала, ага. Когда начало активно капать за шиворот, перебежала под другое. Потом третье - уже в сторону завода, обратно. Через 10 минут стояния смирилась, что, в принципе, я уже мокрая вся и даже больше, смело шагнула из-под защиты ну очень условной листвы и поплыла. То, что творилось на дорогах, неописуемо. Канализация не справлялась с таким количество осадков, и лужи стали мини-океанами. Пешеходам нужно было либо прыгать с шестом, либо по щиколотку залезать в воду. Глядя на первое подобное препятствие, я снова себе напомнила, что сухого места на мне нет вообще, и бояться чего-то такого уже поздно. Пришлось вброд переходить три потока на двух дорогах.
Веселая прогулка тем временем продолжалась.
Забежав по пути на завод в магазин и купив первую попавшуюся футболку для смены и резиновые тапки (это те, в которых обычно в бассейн или на пляж ходят), мокрой мышью вернулась в свой кабинет. С меня текло в три ручья, от прически остались сосульки, на джинсах огромные пятна. Ну подумаешь, промокла до нижнего белья... Стянув все, что было выше пояса (и носки) и красиво развесив на стульях, напялила на себя большую теплую кофту с рукавами. Осталось включить фильмец - и будто дома сижу <img class="smile" alt=":lol:" src="static.diary.ru/picture/1135.gif" И именно тогда, когда мне нужно было, чтобы меньше людей в кабинет заходило, по очереди завалилась толпа.
И - самое забавное.
Распахивается дверь и залетает главбух с каким-то мужиком. а я сижу лицом к двери, вытянув к обогревателю ноги (чтобы джинсы сохли, логично же!) и читая электронную книгу. Они проходят мимо стола к окну позвонить с телефона (хотя кабинет главбуха следующий за моим. Как можно было не дойти трех шагов?) Я захлопываю книгу, убираю ее, ногой пододвигаю обогреватель, чтобы он закрыл собой висящий на стене розовый лифчик. Главбух садится на подоконник и звонит. Я скукожилась на своем месте, пялясь в монитор и катастрофически не зная, чем занять руки. А все же помнят про мой внешний вид? На этом занавес можно было бы опустить, но еще куча народу побеспокоили мой покой. Пришлось сменить наконец безразмерную медвежью кофту на футболку. Но тапочки я оставила, да...

И самое обидное - за пирожками я не сходила!

@темы: Работрудни

---

Вот это я сходила за пирожками
Есть тут недалеко от меня изумительная пекарня, которая соблазняет и заманивает к себе одним только запахом. И до жути полюбились мне там круассаны с карамелью (ммм, вкуснотища просто!). Идти всего 10-15 минут, и время от времени я совершаю греховный поход туда. И вот в очередной раз решив сгонять за вкусняшками...
Смотрю в окно: солнышко. Думаю:" Ай, зонты для слабаков!" - и не взяла зонт. Я успела преодолеть половину пути, прежде чем простой моросящий дождичек превратился в ЛИВЕНЬ. Сначала я стояла под одним деревом - пережидала, ага. Когда начало активно капать за шиворот, перебежала под другое. Потом третье - уже в сторону завода, обратно. Через 10 минут стояния смирилась, что, в принципе, я уже мокрая вся и даже больше, смело шагнула из-под защиты ну очень условной листвы и поплыла. То, что творилось на дорогах, неописуемо. Канализация не справлялась с таким количество осадков, и лужи превратились мини-океанами. Пешеходам нужно было либо прыгать с шестом, либо по щиколотку залезать в воду. Глядя на первое подобное препятствие, я снова себе напомнила, что сухого места на мне нет вообще, и бояться чего-то такого уже поздно. Пришлось вброд переходить три потока на двух дорогах.
Веселая прогулка тем временем продолжалась.
Забежав по пути на завод в магазин и купив первую попавшуюся футболку для смены и резиновые тапки (это те, в которых обычно в бассейн или на пляж ходят), мокрой мышью вернулась в свой кабинет. С меня текло в три ручья, от прически остались сосульки, на джинсах огромные пятна. Ну подумаешь, промокла до нижнего белья... Стянув все, что было выше пояса (и носки) и красиво развесив на стульях, напялила на себя большую теплую кофту и рукавами. Осталось включить фильмец - и будто дома сижу хД И именно тогда, когда мне нужно было, чтобы меньше людей в кабинет заходило, по очереди завалилась толпа.
И - самое забавное.
Распахивается дверь и залетает главбух с каким-то мужиком. а я сижу лицом к двери, вытянув к обогревателю ноги (чтобы джинсы сохли, логично же!) и читая электронную книгу. Они проходят мимо стола к окну позвонить с телефона (хотя кабинет главбуха следующий за моим. Как можно было не дойти трех шагов?) Я захлопываю книгу, убираю ее, ногой пододвигаю обогреватель, чтобы он закрыл собой висящий на стене розовый лифчик. Главбух садится на подоконник и звонит. Я скукожилась на своем месте, пялясь в монитор и катастрофически не зная, чем занять руки. А все же помнят про мой внешний вид? хД
На этом занавес можно было бы опустить, но еще куча народу побеспокоили мой покой. Пришлось сменить наконец безразмерную медвежью кофту на футболку. Но тапочки я оставила, да...

И самое обидное - за пирожками я не сходила!

---

Интересные моменты из книг

Джон Апдайк "Кролик, беги"

"...Новорожденная безостановочно пищит. Весь день она лежит в своей колыбельке, издавая невыносимо напряженный звук хннннннх-ах-ах-пппх, словно скребется слабой рукою в какую-то дверцу у себя внутри. Чего она хочет? Почему не спит? Он пришел из церкви с драгоценным даром для Дженис, и все время что-то мешает ему преподнести ей этот дар. Шум наполняет квартиру страхом. У него болит живот; когда он берет девочку на руки, чтобы она отрыгнула, у него самого начинается отрыжка - давление в желудке образует туго надутый пузырь; такой же пузырь в желудке ребенка упорно не желает лопнуть. Крошечное мягкое мраморное тельце, невесомое, как бумага, туго натягивается у него на груди, потом снова вяло повисает; горячая головка вертится, словно хочет сорваться с плеч.
- Бекки, Бекки, Бекки, - говорит он. - Спи, спи, спи.
Нельсон от шума начинает капризничать и хныкать. Словно находясь ближе всех к темным воротам, из которых только что вышел младенец, он острее всех воспринимает угрозу, о которой ребенок силится их предупредить. Какая-то смутная тень, неразличимая для их более совершенных органов чувств, наступает на Ребекку, как только она остается одна. Кролик кладет ее в корзину и на цыпочках уходит в гостиную; они сидят затаив дыхание. Потом мембрана тишины со страшным скрипом разбивается, и прерывистый стон: нннх-аннннннх! - раздается снова."

Джон Апдайк "Кролик, беги"

А что, если новорожденные действительно что-то такое чувствуют?..

Джейн Остен "Гордость и предубеждение"

"— Быть может, это неплохо, — сказала Шарлотта, — настолько владеть собой, чтобы в подобных обстоятельствах не выдавать своих чувств. Однако в этой способности может таиться и некоторая опасность. Если женщина скрывает увлечение от своего избранника, она рискует не сохранить его за собой. И тогда слабым утешением для нее будет сознавать, что мир остался в таком же неведении. Почти всякая привязанность в какой-то степени держится на благодарности или тщеславии, и пренебрегать ими вовсе не безопасно. Слегка увлечься все мы готовы совершенно бескорыстно — небольшая склонность вполне естественна. Но мало найдется людей настолько великодушных, чтобы любить без всякого поощрения. В девяти случаях из десяти женщине лучше казаться влюбленной сильнее, чем это есть на самом деле. Бингли несомненно нравится твоя сестра. И тем не менее все может кончиться ничем, если она не поможет ему продвинуться дальше."

Джейн Остен "Гордость и предубеждение"

Стругацкие "Град обречённый"

"Великий стратег был более, чем стратегом. Стратег всегда крутится в рамках своей стратегии. Великий стратег отказался от всяких рамок. Стратегия была лишь ничтожным элементом его игры, она была для него так же случайна, как для Андрея -- какой-нибудь случайный, по прихоти сделанный ход. Великий стратег стал великим именно потому, что понял (а может быть, знал от рождения): выигрывает вовсе не тот, кто умеет играть по всем правилам; выигрывает тот, кто умеет отказаться в нужный момент от всех правил, навязать игре свои правила, неизвестные противнику, а когда понадобится -- отказаться и от них. Кто сказал, что свои фигуры менее опасны, чем фигуры противника? Вздор, свои фигуры гораздо белое опасны, чем фигуры противника. Кто сказал, что короля надо беречь и уводить из-под шаха? Вздор, нет таких королей, которых нельзя было бы при необходимости заменить каким-нибудь конем или даже пешкой. Кто сказал, что пешка, прорвавшаяся на последнюю горизонталь, обязательно становится фигурой? Ерунда, иногда бывает гораздо полезнее оставить ее пешкой -- пусть постоит на краю пропасти в назидание другим пешкам..."

Стругацкие "Град обречённый"

Очень подходит Хируме.

Дмитрий Глуховский "Метро 2033"

Данила приподнялся на локте, и его недовольно наморщенное лицо попало в желтое пятно света. — Сталкеры говорят, что никогда нельзя на Кремль смотреть, когда выходишь. Особенно на звезды на башнях. Как глянешь — так глаз уже не оторвать. А если подольше посмотришь — туда затягивать начинает, даром что все ворота открытые стоят. Поэтому в Великую Библиотеку сталкеры поодиночке никогда не поднимаются. Если один случайно заглядится на Кремль — его другой сразу в чувство приведет. — А внутри Кремля что? — сглотнув, прошептал Артем. — Никто не знает, потому что туда только входят, а обратно никто еще не возвращался. Там на полке, если хочешь, книжка стоит, в ней есть интересная история про звезды и свастики, в том числе и про те, на кремлевских башнях, — он встал, нашарил на полке нужный том, открыл на нужной странице и залез обратно под одеяло.
Через пару минут Данила уже спал, а Артем, пододвинув свечу поближе, начал читать.
«…будучи самой малочисленной и невлиятельной из политических групп, боровшихся за влияние и власть в России после первой революции, большевики не рассматривались как серьезные соперники никем из противоборствующих сторон. Они не пользовались поддержкой крестьянства, и опирались лишь на немногочисленных сторонников в рядах рабочего класса и на флоте. Главных же союзников В. И. Ленину, который обучался алхимии и заклинаниям духов в закрытых швейцарских школах, удалось найти по другую сторону барьера между мирами. Именно в этот период всплывает впервые пентаграмма как символ коммунистического движения и Красной Армии.
Пентаграмма, как известно — это наиболее распространенный и доступный к созданию начинающими тип портала между мирами, допускающим в нашу реальность демонов. При этом создатель пентаграммы при умелом использовании ее устанавливает контроль над вызванным в наш мир демоном, который обязан служить ему. Обычно, чтобы лучше контролировать призванного существа, вокруг пентаграммы чертится защитная окружность, и демон не способен покинуть ее периметр.
Неизвестно, как именно удалось предводителям коммунистического движения добиться того, к чему стремились самые могущественные чернокнижники всех времен — к установлению связи с демонами-повелителями, которым подчинялись орды их более мелких собратьев. Специалисты убеждены, что сами повелители, почувствовав грядущие войны и самые страшные за всю историю человечества кровопролития, подошли ближе к грани между мирами и позвали тех, кто мог им позволить собрать жатву человеческих жизней. Взамен они обещали им поддержку и защиту.
История с финансированием большевистского руководства германской разведкой, разумеется, правдива, но было бы глупо и поверхностно считать, что именно благодаря зарубежным партнерам В. И. Ленину и его соратникам удалось склонить чашу весов в свою сторону. У будущего коммунистического вождя уже тогда были покровители неизмеримо более сильные и мудрые, чем чины из военной разведки кайзеровской Германии.
Детали его тайного соглашения с силами мрака, разумеется, недоступны современным исследователям. Однако результат их был налицо — уже через короткое время пентаграммы располагаются на знаменах, головных уборах солдат Красной Армии и на броне ее немногочисленной пока военной техники. Каждая из них открывала врата в наш мир демону-защитнику, который оберегал носителя пентаграммы от посягательств. Плату демоны получали, как водится, кровью. Только за XX век, по самым скромным подсчетам, в жертву были принесены около 30 миллионов жителей страны.
Договор с повелителями призванных сил очень скоро оправдывает себя, большевики захватывают и закрепляют власть, и хотя сам Ленин, выступавший первым связующим звеном между двумя мирами, не выдерживает и погибает всего 54 лет от роду, сожранный изнутри адским пламенем, последователи продолжают его дело без колебаний. Вскоре наступает демонизация всей страны: идущие в школу дети прикалывают на грудь первую пентаграмму (Мало кто знает, что изначально ритуал посвящения в октябрята предполагал прокалывание булавкой значка детской плоти, а вовсе не крепился на одежду. Таким образом демон октябрятской «звездочки» отведывал крови своего будущего хозяина, раз и навсегда вступая с ним в сакральную связь).
Взрослея и становясь пионером, ребенок получал свою новую пентаграмму — на ней понимающим приоткрывалась часть сути Договора: тисненый золотом портрет Вождя там был охвачен пламенем, в котором тот сгинул. Таким образом подрастающему поколению напоминалось о подвиге его самопожертвования. Затем был Комсомол, и наконец, избранным была открыта дорога в жреческую касту — Коммунистическую партию.
Мириады призванных духов обороняли все и вся в Советском государстве: детей и взрослых, здания и технику, а сами демоны-повелители расположились в гигантских рубиновых пентаграммах на башнях кремля, добровольно согласившись на заточение во имя увеличения своего могущества. Именно отсюда расходились по всей бескрайней стране невидимые силовые линии, удерживающие ее от хаоса и развала, и подчиняющие ее жителей воле обитателей Кремля. В некотором смысле, весь Советский Союз превратился в одну гигантскую пентаграмму, защитной окружностью вокруг которой стала государственная граница»
Артем оторвался от страницы и огляделся вокруг. Свеча уже догорала и начинала коптить. Данила крепко спал, отвернувшись лицом к стене. Потянувшись, Артем вернулся к книге.
«Решающим испытанием для Советской власти стало столкновение с национал-социалистической Германией. Защищенные силами не менее древними и могущественными, чем Советский Союз, закованные в броню тевтонцы во второй раз за тысячелетие смогли пробиться в глубь нашей страны. На их знаменах на этот раз был начертан повернутый вспять символ солнца, света и процветания. Танки со пентаграммами на башнях и до сих пор, пятьдесят лет спустя после Победы продолжают свой вечный бой с танками, сталь которых несет на себе свастику — в музейных панорамах, на экранах телевизоров, на листиках в клеточку, вырванных из школьных тетрадей…»
Дмитрий Глуховский "Метро 2033"

Дмитрий Глуховский "Евангелие от Артёма"

Псы бегут; один из них гадит под себя, у другого — конвульсии. Но меня они уже не занимают. Не пытаясь больше высвободиться из захвата, я медленно поднимаю взгляд на удивительное создание, которое держит меня за душу.
Черный…
Он стоит на двух ногах, и он на две головы выше самого высокого взрослого из всех, кого я видел. Кожа его — черней туннельной тьмы, а в немигающих круглых глазах нет белков. Но в них куда больше разума, чем у многих счастливых обладателей белков и миндалевидного разреза.
Нет сомнений: это не зверь, не чудовище.
Передо мной — человек.
И своими странными глазами он заглядывает прямо в меня. И видит все: тот Ботанический сад, в который я хотел попасть, и тот, в котором чуть не очутился, очередь за мороженым в еще живой, цветущий киоск, и бегущие по небу легкие облачка, и оранжевых уток на пруду, и мою маму. Он видит ее смерть, и мои скитания по пустым туннелям, и мою тоску, и мое одиночество, и неспособность прижиться к другому существу моего вида.
Перед ним — черный. Смешной, маленький, неправильный и неуклюжий. Дурацкого цвета. Чужой на этой земле и во всем мире. Брошенный и не умеющий ни за кого зацепиться. Сирота.
И он жалеет меня. Жалеет и благословляет…

<...>

Я почувствовал, что меня… усыновили. А потом снова остался один.
На прощание мне было сказано: «Ты — первый».

<...>

Мне было двадцать четыре, когда черные вспомнили обо мне. Поздно — меня уже воспитали люди.

Дмитрий Глуховский "Евангелие от Артёма"

Именно в этом причина медленного угасания человечества - нас всех воспитывают люди.

Стругацкие "Трудно быть богом"

Сзади к нему прижалась Кира. Он слышал, как бешено стучит ее сердце. Внизу скомандовали скрипуче: "Ломай, братья! Во имя господа!" Румата
обернулся и взглянул Кире в лицо. Она смотрела на него, как давеча, с ужасом и надеждой. В сухих глазах плясали отблески факелов.
- Ну что ты, маленькая, - сказал он ласково. - Испугалась? Неужели этой швали испугалась? Иди одевайся. Делать нам здесь больше нечего... - Он торопливо натягивал металлопластовую кольчугу. - Сейчас я их прогоню, и мы уедем. Уедем к Пампе.
Она стояла у окна, глядя вниз. Красные блики бегали по ее лицу. Внизу трещало и ухало. У Руматы от жалости и нежности сжалось сердце. Погоню как псов, подумал он. Он наклонился, отыскивая второй меч, а когда снова выпрямился, Кира уже не стояла у окна. Она медленно сползала на пол, цепляясь за портьеру.
- Кира! - крикнул он.
Одна арбалетная стрела пробила ей горло, другая торчала из груди. Он взял ее на руки и перенес на кровать. "Кира..." - позвал он. Она всхлипнула и вытянулась. "Кира..." - сказал он. Она не ответила. Он постоял немного над нею, потом подобрал мечи, медленно спустился по лестнице в прихожую и стал ждать, когда упадет дверь...

Стругацкие "Трудно быть богом"

. . .

Дуглас Адамс "Автостопом по Галактике"

Форд же остался снаружи и решил осмотреть благулонский корабль. Сделав несколько шагов, он чуть не упал, споткнувшись о неподвижную фигуру, лежавшую лицом в холодной пыли.
- Марвин! - воскликнул он. - Что ты здесь делаешь?
- Пожалуйста, не стоит обращать на меня внимание, - раздался приглушенный стон.
- Как ты себя чувствуешь, робот? - спросил Форд.
- Очень подавленно.
- Что-то произошло?
- Не знаю, - сказал Марвин, - я не следил за событиями.
- А почему же ты лежишь лицом в пыли? - спросил Форд, опустившись на корточки и дрожа от холода.
- Это очень эффективный способ скверно себя чувствовать. Не делай вид, что ты хочешь со мной поговорить, - я знаю, что ты меня терпеть не можешь.
- Нет, что ты!
- Да-да, и никто меня терпеть не может: это свойство Вселенной. Стоит мне поговорить с кем-нибудь, и он начинает меня ненавидеть. Меня даже роботы ненавидят. Не обращай на меня внимания, я, пожалуй, уйду.
Он неловко поднялся на ноги и решительно встал спиной к Форду.
- Этот корабль тоже меня терпеть не мог, - сказал он изнеможенно, указывая на полицейский корабль.
- Этот корабль? - навострил уши Форд. - А что с ним? Ты что-то знаешь?
- Он меня терпеть не мог, за то, что я говорил с ним.
- Ты говорил с ним? - воскликнул Форд. - Как ты мог с ним говорить?
- Очень просто. Я был так утомлен и подавлен, что я подошел и подключился к его внешнему компьютерному разъему. Я долго с ним разговаривал и изложил ему свои взгляды на эту Вселенную, - уныло дребезжал Марвин.
- И что же дальше? - не терпелось Форду.
- Он покончил с собой, - ответил робот и поплелся к "Золотому Сердцу".

Дуглас Адамс "Автостопом по Галактике"

Ма-а-а-арвин

Дуглас Адамс "Ресторан "У конца Вселенной"

- Да, звучит страшновато, - проговорил Зафод. - Не улизнуть ли нам в какое-нибудь уютное место, где можно спокойно все обдумать?
- Насколько я понимаю, - сказал Гарграварр, - я уже сейчас на какой-то пирушке. Вернее, мое тело. Оно часто без меня развлекается. Говорит, я ему мешаю. Представляете?
- Что означает вся эта история с вашим телом? - спросил Зафод, стремясь отдалить неизбежное.
- Оно... оно занято, - ответил Гарграварр неуверенно.
- У него что, завелся собственный разум?
Последовала длинная пауза.
- Должен заметить, что ваши слова представляются мне в высшей степени бестактными, - сказал наконец голос.
Зафод пролепетал какое-то извинение.
- Ладно, забудем об этом. - В голосе Гарграварра звучала неизбывная горечь. - Дело в том, что мы решили пожить врозь, проверить свои чувства. Увы, все это может кончиться разводом.
Зафод пробурчал нечто невнятное.
- Мы, видимо, не очень-то подходили друг другу. Эти вечные споры о сексе и рыбалке! Мы пробовали сочетать одно с другим, но ничего хорошего не выходило. А теперь оно не впускает меня. Не желает меня видеть...
В воздухе повисла трагическая пауза.
- Оно говорит, что я вечно в сомнениях, вечно на распутье. Я как-то заметил, что распутье лучше, чем распутство, а оно сказало, что подобные шутки в одно ухо входят, в другое выходят. Так я лишился тела и теперь вынужден работать хранителем Тотального Вихря. Ведь на эту планету никогда не ступит ничья нога. Жертвы Вихря, естественно, не в счет.
- Вот как?

Дуглас Адамс "Ресторан "У конца Вселенной"

Дэниел Киз "Таинственная история (Множественные умы) Билли Миллигана"

Билли вышел из комнаты физиотерапии и пошел на четвертый этаж по лестнице. Кто-то с ним здоровался, но он не отвечал. В вестибюле ПИТа почти никого не было. Он и вдруг почувствовал слабость, задрожал и буквально рухнул в кресло.
Он – Учитель.
Это он умный, талантливый, сильный, может откуда угодно сбежать.

***

Аллен встал на пятно, собрал учебники и спустился вниз.
– А где Билли? – спросила Кристин.
Другие ждали, что ответит Артур. Тот печально покачал головой, приложил палец к губам и прошептал:
– Билли спит. Нельзя его будить. Билли спит.

Дэниел Киз "Таинственная история (Множественные умы) Билли Миллигана"

Сергей Лукьяненко "Звездная Тень"

- Смерти нет,- сказал я. Слова - пустые и скучные. Ну нет ее, и нет... Ее никогда не было, она или впереди, или мы уже не живем.- А те... кто не проходил Вратами?
- Не знаю. Раньше - нет. Во что Врата превратились сейчас, откуда берут информацию - я не могу ответить. Но...
Значит, вы не дождались. Мои ненастоящие родители... настоящий Петр Хрумов... все те, кто жил и умирал на маленькой планете Земля. Ученые и крестьяне, поэты и солдаты, рабы и тираны - вы верили в Бога или проповедовали атеизм, вы грезили о бессмертии, создавая свою философию, как Федоров, или высасывая чужие жизни, как Жиль де Рей... святые и палачи, гении и дураки - вы не дождались! Вы там, за чертой. А я здесь. В уютной Тени.
Я прошел Вратами.
Конклав превратит Землю в пыль, Геометры отравят планеты Конклава и создадут на руинах свою маленькую Империю Дружбы, а я буду жить. Вкусно кушать и мягко спать. Воевать в чужих армиях и учиться в чужих университетах.
Все дозволено, да?
Захочу быть тираном - приду в мир рабов. Захочу быть рабом - надену кандалы. Отращу псевдоподии и побуду амебой. Добавлю четыре лапы и научусь ткать паутину. Снова стану человеком. Заведу гарем, создам религию, сочиню венок сонетов. Построю дом, посажу дерево, воспитаю сына.
Впереди - вечность.
Я плакал, скорчившись в мягком кресле. Кэлос гладил меня по плечу, словно успокаивал ребенка. Да я и был ребенком перед ним - прожившим сотни лет, встававшим из мертвых и сжигавшим планеты... кто возглавлял Хрустальный Альянс, Кэлос, почему я знаю ответ?
Потянуло сквозняком - на миг открылась дверь. Кэлос вздохнул. Детские руки обняли меня:
- Петр, почему ты плачешь? Папа, почему он плачет?
- Он нашел больше, чем хотел, Дари. Это всегда больно.
- Петр, не плачь...
Тебе не понять меня, мальчик, с детства знающий, что смерти нет.
Каждому знанию - свое время. И каждому свое, вот только почему-то от этих слов несет паленой плотью...
Я нашел больше, чем искал.
Все звезды в моих ладонях.

Сергей Лукьяненко "Звездная Тень"

Стругацкие "Понедельник начинается в субботу"

Трудовое законодательство нарушалось злостно и повсеместно, и я почувствовал, что у меня исчезло всякое желание бороться с этими нарушениями, потому что сюда в двенадцать часов новогодней ночи, прорвавшись через пургу, пришли люди, которым было интереснее доводить до конца или начинать сызнова какое-нибудь полезное дело, чем глушить себя водкою, бессмысленно дрыгать ногами, играть в фанты и заниматься флиртом разных степеней лёгкости. Сюда пришли люди, которым было приятнее быть друг с другом, чем порознь, которые терпеть не могли всякого рода воскресений, потому что в воскресенье им было скучно. Маги, Люди с большой буквы, и девизом их было – «Понедельник начинается в субботу». Да, они знали кое-какие заклинания, умели превращать воду в вино, и каждый из них не затруднился бы накормить пятью хлебами тысячу человек. Но магами они были не поэтому. Это была шелуха, внешнее. Они были магами потому, что очень много знали, так много, что количество перешло у них, наконец, в качество, и они стали с миром в другие отношения, нежели обычные люди. Они работали в институте, который занимался прежде всего проблемами человеческого счастья и смысла человеческой жизни, но даже среди них никто точно не знал, что такое счастье и в чём именно смысл жизни. И они приняли рабочую гипотезу, что счастье в непрерывном познании неизвестного и смысл жизни в том же. Каждый человек – маг в душе, но он становится магом только тогда, когда начинает меньше думать о себе и больше о других, когда работать ему становится интереснее, чем развлекаться в старинном смысле этого слова. И наверное, их рабочая гипотеза была недалека от истины, потому что, так же как труд превратил обезьяну в человека, точно так же отсутствие труда в гораздо более короткие сроки превращает человека в обезьяну. Даже хуже, чем в обезьяну.

Стругацкие "Понедельник начинается в субботу"

запись создана: 20.01.2012 в 15:23

@темы: книги

---

Тест словарного запаса

Тест на определение пассивного словарного запаса.
www.myvocab.info/

@темы: Тесты

---

Просто шикарный комикс

---

Нам не дано прожить вторую или третью жизнь, чтобы понять, какая из них правильная. Каждую минуту мы делаем выбор, и этот выбор определяет нашу судьбу. Что правильнее: побежать за поездом или остаться на перроне? Какой выбор приведёт нас к счастью, успеху, любви, деньгам, семье, бассейну во дворе или работе менеджером на копировальном заводе? Почему на нас влияет сваренное за много миль от нас яйцо или кленовый лист, упавший под ноги родителям?
Какой выбор правильный?

"- Какая из этих жизней... правильная?
- Каждая из этих жизней правильная. Каждый путь - правильный".

9-летнему мальчику предоставили выбор: побежать за поездом или остаться на перроне. Перед ним стоит невозможный выбор. "В шахматах это называется "цугцванг". Когда единственный выход - не двигаться с места".
Раньше он не мог сделать выбор, потому что не знал, что будет потом.
Теперь он знает, что будет, и потому не может сделать выбор.
И он выбирает третий вариант - сбежать от выбора.

"Пока выбор не сделан - всё на свете возможно".

"Господин Никто" (Mr. Nobody) (2009).

---

Драконий лекарь Перна

Название: Драконий лекарь Перна
Фандом: Kuroko no basuke, «Всадники Перна» Э. Маккефри
Пейринг: Т’као/М’дорима
Жанр: AU, слэш, кроссовер
Рейтинг: PG-13
Статус: в процессе
Саммари: М’дорима – драконий лекарь, один из тех всадников, чьи имена вписаны в летописи Перна.
Посвящение:  Latishia, с днём рождения!
Во избежание негатива между мной и читателями предупреждаю. Да, я знаю, что золотые выбирают только девушек и самками могут быть только золотые и зеленые. Но это фанатское творчество и мне нужно было положить Мидориму снизу xD и в рамках фика оно объяснено. При написании я ориентируюсь на книги и дополнительные источники в интернете и что-то могу пропустить. О других неточностях. пожалуйста, говорите - постараюсь исправить.

М’дорима раздражённо повёл затёкшими плечами и опустил руки, беря со стола полотенце и вытирая влажные от лечебной мази ладони. Тщательно протёр каждый палец, удаляя из-под ногтей даже мельчайшие сгустки бальзама. Потом уже сухими пальцами взялся за стило и склонился над тоненькой книгой, куда вносил данные о пациентах. Стоящий рядом всадник – совсем ещё юнец, всего семнадцать Оборотов, даже попытался заглянуть ему через плечо, но, столкнувшись с ледяным взглядом, благоразумно отступил. Зелёная драконица, повторяя за своим всадников, склонила морду над М’доримой, бросая широкую тень на него и книгу.
– Как скоро пройдёт ушиб Урлисы? – спросил Т’хил, всадник зелёного дракона, не решаясь больше назойливо мешаться лекарю.
– Примерно через неделю, – ответил М’дорима, параллельно нанося отметки в журнале учёта пациентов. – Если будешь втирать мазь в чешую в месте ушиба два раза в день – ещё раньше.
Его раздражала безрассудность Т’хила, допустившего ранение своего дракона. С присущими всем зелёным горячностью и нетерпением во время тренировки они переоценили свою манёвренность, и в результате Урлиса на большой скорости влетела в скалу и расшибла бок. М’дорима, не сдерживаясь, уже высказал в адрес молодого всадника едкие и задевшие гордость обвинения в неумении сберечь дракона, а затем обработал болезненный ушиб лечебной мазью. Скоро начнётся Прохождение – Алая Звезда, приносящая смертоносные Нити, уже взошла на востоке, – и на счету будет каждый дракон и каждый всадник.
«Урлиса благодарит тебя за помощь, – раздался в голове М’доримы голос, который он узнает среди тысяч других. Его Аса, самая прекрасная из драконов, смысл всей его жизни, передала слова зелёной. – Она говорит, что они постараются быть осторожнее».
«Осторожность и зелёные – вещи такие же несовместимые, как мы и арфисты», – отозвался лекарь. Он с нежностью представил Асу, сидящую сейчас на каменном выступе снаружи лечебницы и нежащуюся под лучами солнца. Светло-коричневый окрас чешуи, близкий к бронзовому, наверняка стал ещё светлее, а тело – почти обжигающим.
– Я закончил, можете идти.
Т’хил поднялся на ноги и коротко поклонился, произнеся традиционную фразу:
– Благодарю тебя, всадник коричневой Асы.
Когда зелёный дракон и его всадник покинули огромную пещеру лекаря, в которой одновременно могли уместиться несколько золотых, М’дорима прошёл в комнату, отделяемую от основного зала шторой из тонких, сшитых вместе лоскутков шкур животных. Стоило проверить, достаточно ли целебной мази хранится в бочках и сколько осталось сушёных трав. В Прохождение у него не останется времени, чтобы вместе с мальчишками-подсобными отправиться глубоко в горы за редким видом чертополоха или слетать в густые тропические леса Нерата за яркоцветом. К тому же, многие травы требовали особой просушки в течение нескольких восьмидневок, а то и месяцев. И всё равно М’дорима понимал, что никаких запасов не хватит на долгие пятьдесят Оборотов, которые требуются Алой Звезде, чтобы по сильно вытянутому эллипсу пройти над Перном и скрыться в глубинах космоса – до следующего Прохождения.
Лекарь сверил количество пучков трав, уже высушенных или ещё лежащих на плоских широких листах сушилки, отметил те виды, которые нужно добыть в ближайшее время. Некоторые растения можно было собирать только в определённый сезон, и М’дориме придётся лично проследить за тем, чтобы все действия были проделаны безукоризненно. И хотя мастер Цеха лекарей обещал отправить на сборы группу пацанят, драконий лекарь не очень рассчитывал на ребят, у которых в голове одни забавы.
«Тайсуке просит, чтобы мы пришли в зал советов. О’убо собирает всё Крыло», – сказала Аса, и М’дорима расслышал в её голосе разочарование – драконице не дали вдоволь нанежиться последним солнечным теплом. Он улыбнулся, хотя редко позволял себе это делать в присутствии всадников.
«Передай ему, что мы скоро будем».
Покинув малую комнату, он широкими шагами пересёк основную пещеру и вышел на округлую площадку, куда при необходимости могли приземлиться драконы. Гладкий камень, полностью избавленный от растительности, глухо стучал под подошвами ботинок, когда М’дорима по вырубленным в скале ступеням поднимался к драконьему насесту. На середине пути он остановился, окидывая взглядом видимую часть Вейра. Слева виднелся кусочек загона для скота, возле которого кормился голубой, с той стороны, где находились помещения молодняка, дружной толпой шёл десяток подростков. Их драконы наверняка уже спали, сморённые солнцем и плотным ужином. Садящееся светило слепило глаза, и М’дорима по памяти домыслил выходящих или скрывающихся в отверстиях в скале – вейрах – всадников. Где-то за его спиной плескались в оранжевой глади озера несколько драконов.
«Пойдём», – поторопила Аса. Лекарь ускорил шаг и вскоре поднялся на выступ, который драконы используют, чтобы отдохнуть или подремать, если их всадники заняты. М’дорима залюбовался видом, как угасающие лучи солнца ложатся на коричневую чешую Асы, придавая ей более яркий, насыщенный цвет. Коричневая повернула голову в сторону уходящего светила, ловя последнее за этот день тепло. Она сложила крылья на спине и подобрала под себя ноги, а хвост свешивался с насеста вниз. М’дориму, как и всегда, когда он смотрел на свою Асу, охватили безграничные любовь и нежность, те чувства, что испытывают всадники к своим драконам в любое время. Такая любовь невозможна между людьми, и сердце лекаря никогда не будет биться так же для кого-то другого.
«Я знаю», – просто ответила коричневая на мысли М’доримы о её красоте. Всадник хмыкнул и вслух произнёс:
– Ты становишься горделивой.
«Зачем отрицать то, что является правдой?» – удивилась коричневая. Всадник промолчал. Сознание драконов отличается от сознания людей и работает по-другому.
Подойдя вплотную к коричневой, М’дорима внимательнее пригляделся к её чешуе. То, что вначале он принял за отблеск садящегося солнца, оказалось не совсем таким. Чешуя Асы поменяла оттенок не только из-за ярко-оранжевого света заката. Вскоре коричневая поднимется в воздух.
М’дорима помрачнел. Природа заставляет золотых и зелёных подниматься в воздух, чтобы спариться с самцами, и Аса не исключение. Восьмидневка, может, даже меньше. Необходимо закончить все важные дела к этому сроку.
Всадник вскочил на ногу коричневой и перебрался на её шею, в складку, созданную будто специально для него. Аса оттолкнулась от камня, взмахнула пару раз крыльями и направилась к той части Вейра, где располагалось Крыло М’доримы. Расстояние было небольшое, поэтому коричневая не стала уходить в Промежуток. Планируя в потоках воздуха, они долетели до зияющего темнотой входа в общий зал. М’дорима спрыгнул с дракона на площадку, несильно ударившись пятками, и понаблюдал, как Аса поднимается к каменному карнизу, на котором уже сидели бронзовый Тайсуке О’убо, коричневый Пайн М’яджи и два зелёных.
М’дорима прошёл в помещение, в котором проводятся собрания Крыла. В центре большой комнаты располагался стол, на одном его конце стояла доска для нанесения чертежей. Стены украшали гобелены маленьких размеров, отражающие уничтожение Нитей: в небе парили всадники, чьи драконы с помощью огненного камня сжигали сгустки падающих сверху серебряных спор, на земле люди с огнемётами подпаливали те Нити, которые ускользнули от огненного дыхания. Над местом командира Крыла висел ковёр с гербом Вейра.
Всадник кивком головы поздоровался с присутствующими в зале советов и занял своё место за столом, подальше от входа. Вслед за ним в комнату зашли ещё два коричневых, три голубых и зелёный. Каждого О’убо приветствовал внимательным взглядом. Крыло – это почти семья. Все всадники и их драконы учатся доверять друг другу безоговорочно, потому что в Прохождение, когда с неба падают жалящие и разъедающие даже броню драконов Нити, единственное, что остаётся – уничтожить как можно больше Нитей. Всадники подстраховывают друг друга, порой не единожды за пятьдесят Оборотов Прохождения спасая жизнь товарищу.
С этим Крылом М’дорима впервые будет участвовать в Прохождении, и он надеялся, что остальные всадники, даже молодняк, только-только вставший на крыло, проявят себя компетентно.
Когда зал заполнили почти все всадники, О’убо пробежался взглядом по их лицам и нахмурился:
– Где Т’као?
Будто услышав его вопрос, в зал, запыхавшись и тяжело дыша, ввалился Т’као, всадник голубого Фэлкона. Заметив, что на нём скрестились взгляды абсолютно всех собравшихся и особенно упрекающий – командира, он выпрямился, взлохматил волосы, растянул губы в ухмылке и начал оправдываться:
– Простите, опоздал! Ходил в Цех арфистов – они готовятся к празднику. Хотел послушать новую балладу и не смог оторваться, пока не дослушал до конца.
О’убо поморщился от слишком бодрого и громкого голоса и махнул рукой, веля сесть, наконец, куда-нибудь. Т’као отыскал глазами М’дориму и пробрался к нему через других всадников. Шумно усевшись на стуле, он вытянулся к его уху и шёпотом спросил:
– Я что-нибудь пропустил?
Драконий лекарь дёрнул плечами и отвернулся. Т’као прошёл Запечатление в тот же Оборот, что и М’дорима, но перевёлся в Вейр Айгена относительно недавно и уже успел до зубовного скрежета надоесть коричневому всаднику. Почему он выбрал мишенью своей навязываемой дружбы лекаря – не самого общительного и замкнутого в себе человека, оставалось загадкой для всех, кто когда-либо пересекался с обоими всадниками. Т’као вёл себя беспринципно: заваливался в лечебницу, когда вздумается, завладевал вниманием М’доримы, игнорируя его попытки побыть в одиночестве, частенько увязывался следом во время сбора трав, мельтешил рядом и заполнял пространство ненужной коричневому информацией. Голубой всадник был весёлым, жизнерадостным – как и все выходцы из семьи арфистов, упрямым и уверенным в том, что драконий лекарь нуждается в дружбе хотя бы с одним человеком. И таким человеком Т’као, видимо, считал себя.
– С завтрашнего дня тренировочные вылеты будут проходить по другому расписанию, – объявил О’убо. – М’яджи сейчас расскажет. М’дорима, тебе требуется дополнительное время для лекарских дел?
Коричневый всадник прикинул и сдержанно кивнул.
– Хорошо, с тобой мы поговорим после общего собрания. А теперь информация для всех.

Когда командир распустил всё Крыло, в зале собрания остались только он, М’дорима и М’яджи. О’убо поинтересовался у лекаря:
– Тебя нужна в чём-нибудь помощь?
– Нет. Сацуки обещала привести помощников.
Бронзовый удовлетворённо кивнул.
– Госпожа всегда держит своё слово.
– А что Главный лекарь? – в разговор вмешался М’яджи.
– Я с ним ещё не общался. Общее собрание лекарей будет объявлено позже, когда – пока неизвестно.
– Что ж, тогда решено. Когда тебе нужно будет уйти, сообщи мне или М’яджи.
М’дорима поднялся на ноги и коротко поклонился, направляясь к выходу из комнаты. Уже в коридоре его догнал М’яджи.
– Подожди.
Коричневый остановился и скрестил руки на груди. Он предполагал по лицу другого всадника и по тому, что он завёл разговор, когда никого рядом не было, о чём тот спросит.
– Когда Аса поднимется?
Лицо М’доримы не выражало ни одной эмоции и голос звучал бесстрастно, когда он ответил:
– На следующей восьмидневке.
– Можем мы с Пайном подняться вслед за ней? – Коричневый отвёл взгляд и уставился куда-то за плечо драконьего лекаря.
– Если посчитаешь нужным.
М’дорима развернулся и продолжил идти, оставив товарища по Крылу за спиной. Говорить о таком было неуютно. Когда королева поднимается в брачный полёт, за ней волной поднимаются и зелёные – единственные, кроме золотых, самки. Вейр охватывает лихорадка спаривания драконов и занятий любовью их всадников. А после того, как королеву догонит сильнейший самец – обычно бронзовый, но случаются и исключения, она откладывает кладку яиц. Зелёные лишены возможности выводить потомство, что к лучшему – в их кладке получаются только драконы такого же цвета.
Коричневая Аса, единственная в истории Перна самка коричневого дракона, тоже стерильна.
В прошлый подъём Асы в воздухе её догнал коричневый Пайн, и в вейре М’доримы остался М’яджи. Это было… неплохо. По крайней мере, не самый худший вариант, какой мог произойти. Их отношения после случившегося не ухудшились, и странно было, что коричневый спрашивает разрешения попытать удачу. Прислушавшись к себе, М’дорима признался, что брачный полёт Асы лучше провести с кем-то уже знакомым.
«Пайн неплох, – читая его мысли, ответила коричневая. – Быстрый, сильный, равный мне».
«Главное, чтобы ты была довольна».
«Но вы, люди, воспринимаете это по-другому», – возразила Аса. Она не могла понять, почему люди так любят усложнять такой естественный и приятный момент.
«Мы не так мудры, как вы». М’дорима потёр переносицу. На него неожиданно навалилась усталость.
«Ты не глупый, – тут же возразила коричневая, и в её голосе послышалась нежность. Правда, она добавила чуточку самодовольно: – Но до нас вам далеко».
Всадник усмехнулся. Он вышел на площадку перед залом собрания и краем глаза заметил, как от стены отделилась фигура. Т’као хитро улыбнулся:
– А я тебя ждал.
Лекарь подавил тяжёлый вздох. Вот только приставучего голубого всадника ему не хватало для завершения дня.
– Куда собираешься? – Т’као двинулся вслед за М’доримой по ступеням, беспечно закинув руки за голову и посматривая на всадника одним глазом.
– На кухню. – Лекарь спросил у Асы, хочет ли она есть, и коричневая ответила, что позже. Всадник задрал голову и посмотрел туда, где на карнизе сидела его драконица. Рядом с ней примостился голубой Фэлкон, чуть дальше дремал Тайсуке. Коричневого Пайна уже не было.
– Тогда я с тобой. Последний раз ел только утром, а потом было некогда. Я бы и сейчас туда не сунулся – ты же слышишь этот ужасный запах? Весь Вейр провонял.
Против воли М’дорима не смог удержать язык за зубами и вступил в разговор:
– Женщины готовят анестезирующий бальзам. Он единственный может вылечить раны, оставленные Нитями.
– Да-да, я знаю, не занудничай. Но запах у него отвратительный, согласись.
Вейр действительно уже начал заполняться едким запахом бальзама. Он проникал всюду: в стены, одежду, еду и воду. Приготовление лекарства оказалось длительным процессом, и в этот период многие всадники предпочитали появляться в Вейре пореже. М’дориме как драконьему лекарю приходилось терпеть и иногда даже чересчур близко стоять рядом с котлами.
– Кстати, слышал, что Май снова догнал Кугэ? – Уникальное умение Т’као – перескакивать с одной темы на другую. Первое время их знакомства М’дорима терялся и лишь растерянно моргал, чем вызывал безудержное веселье голубого всадника. Позже он научился пропускать большую часть болтовни мимо ушей и порой даже не замечал смены темы.
– Меня мало интересуют королевские полёты. – Лекарь резко сбавил шаг, когда в нос ударил запах готовящегося бальзама. Идущий рядом Т’као скривился.
– Но ведь вы с К’исе и М’ине одновременно проходили Запечатление, – недоверчиво протянул всадник, вздёрнув бровь и заглядывая в лицо М’дориме. – Вы же из Кладки чудес.
Коричневого всадника передёрнуло, и это не укрылось от глаз Т’као, видящих слишком много. Помолчав, он как ни в чём не бывало продолжил:
– В любом случае, все королевы поднялись в воздух. Следующая кладка будет хорошей, правда, попадает на начало Прохождения. Во имя Первого яйца, как же здесь воняет!..
Они всё ближе и ближе подходили к кухне.

После того, как Аса и Фэлкон поели, распугав стадо пасущихся в загоне животных, Т’као вызвался проводить М’дориму до его вейра. Привычное ворчание лекаря: что за глупость, да и лететь тут на несколько взмахов крыльев коричневой, было убито на корню. Когда Аса наполовину скрылась внутри вейра, голубой всадник окликнул М’дориму:
– Эй, а о чём с тобой разговаривал М’яджи?
Лекарь бросил через плечо:
– Тебя это не касается.
Он не видел, какое выражение лица Т’као мелькнуло на несколько секунд и сразу исчезло.

* * *

Кладка чудес.
Их назвали так позже, но в тот момент, шесть Оборотов назад, на площадке рождений лежали самые обычные яйца. Сражённая неизвестной болезнью и умирающая золотая королева Вейра принесла свою последнюю кладку. На обжигающем даже сквозь обувь песке лежали два коричневых, два бронзовых яйца, одно голубое, а в центре, на возвышении, приковывающие взгляды, – два золотых. В отдалении кучкой стояли больше дюжины подростков, незнакомых друг с другом, но готовых навсегда соединить своё сознание с детёнышами, которые вот-вот должны были вылупиться. Отдельно от них замерли перепуганные девочки и девушки, найденные в Поиске и готовые принять на себя роль всадниц королев. В огромной пещере собрались десятки драконов разных цветов; они заняли места на выдолбленных в стенах карнизах. Их всадники стояли на земле и ждали, тихо переговариваясь.
Будто по команде часть яиц начала шевелиться. Они раскачивались из стороны в сторону, каждый раз сильнее, по скорлупе пошли трещины. И вот пёстрые яйца раскрылись, и из них показались клиновидные головы. Молодые драконы, слабо попискивая, вылезли из остатков скорлупы и на нетвёрдых ногах заковыляли к группе мальчишек. М’дорима – тогда ещё просто Мидорима – на всю жизнь запомнил этот момент: он застыл на месте, стиснув прижатые к бёдрам кулаки и сцепив зубы, всматривался в подходящих ближе бронзового и коричневого драконов. Первый, не заметив, как влажным крылом сбил на землю самого младшего из мальчиков, бросился в середину группы и остановился возле высокого подростка, из чьего кармана штанов торчал леденец. Второй дракон робко замер перед мальчиком, ниже Мидоримы ростом, и тот без страха и сомнений положил руку на склонённую голову. Мидорима не мог отделаться от ощущения, что этот жест вышел очень надменным и каким-то неестественным.
Все яйца, кроме золотых, проклюнулись, и молодые драконы один за другим находили своих напарников. Весь мир замер для Мидоримы, когда прямо ему в грудь ткнулась голова коричневого дракона, а сам он тихонько засвистел. И в тот же миг в голове у подростка раздался голос, который сказал, что её зовут Аса и она очень рада встретиться с ним, М’доримой. Гораздо позже, когда поражённый и счастливый всадник немного пришёл в себя, он осознал удивительную особенность своего дракона – это была коричневая самка. Самки рождались только золотого или зелёного цвета, и так было всегда, во все эпохи существования на Перне человека и дракона.
Чуть позже стало понятно, что его Аса – не единственный поразительный дракон этой кладки.
Когда из яиц выбрались две золотые королевы, бронзовые драконы наполнили пещеру приветственным гулом. Затаив дыхание, М’дорима смотрел на то, как прекрасные создания с золотистым цветом чешуи сошли с возвышения, и одна из них направилась к девушкам. Кто-то не выдержал и тонко вскрикнул, младшая девочка упала в обморок. Молодая королева застыла перед девушкой с длинными волосами, достающими до талии, и лицо той засветилось неподдающимся описанию счастьем. Так Сацуки стала всадницей золотой Момои.
Однако вторая королева пошла не к группе девушек, а к мальчикам. По пещере прокатился общий вздох удивления, когда золотая голова ткнулась в грудь бледнолицего и светловолосого подростка. Мальчик несмело коснулся пальцами надбровных дуг королевы, и драконица издала довольный урчащий звук. На лице всадника расплылась ослепительно-яркая улыбка, и он звонко рассмеялся. Так золотая Май выбрала К’исе.
Всадницами золотых королев всегда были только девушки.
Уже позже, когда драконы подросли и набрали достаточно сил для полётов, выяснились особенности остальных детёнышей этой кладки, а имена их всадников разнеслись по всему Перну и были увековечены в балладе Главного арфиста.
Сацуки – всадница золотой Момои.
К’исе – всадник золотой Май.
М’ине – всадник бронзового Кугэ.
М’кибара – всадник бронзового Ацу.
М’дорима – всадник коричневой Асы.
А’каши – всадник коричневого Сё.
К’роко – всадник голубого Госта.
Их назвали Кладкой чудес. И даже спустя шесть оборотов это название клеймом лежало на М’дориме.

* * *

Сацуки действительно привела трёх мальчишек семи-девяти Оборотов, которые должны были помогать в сборе трав. Первым делом М’дорима принял решение отправиться в горы Бендена, подконтрольные Вейру Бенден. Золотая всадница согласилась с этим выбором, однако первоначально собралась навестить Госпожу Вейра Рико, всадницу золотой Сейрин, и спросить официального разрешения. Лекаря это не слишком обрадовало – он не любил промедления и лишних действий, хотя подобного выказывания уважения требовали традиции. Впрочем, коричневый всадник не имел права высказываться против слова своей Госпожи.
Мальчишки, все как один, восхищённо глазели на Асу и Момои, и М’дориме приходилось время от времени их подгонять. Они должны успеть вернуть в Вейр до темноты, а сбор и посещение Бендена займут целый день. Поняв, что от помощников никакого толку нет, он сам привязал к креплению на туловище Асы мешки, куда будут складывать траву, и несколько необходимых инструментов. Сацуки, хоть подобным и не пристало заниматься золотой всаднице, тоже проверяла и затягивала ремни крепления. Коричневая пожаловалась М’дориме, что слишком мало животных съела, и лекарь ей ответил: «В Бендене полетаете с Момои свободно. Говорят, в их горах бродят упитанные козы». Из груди Асы вырвался удовлетворённый гул – драконица уже предвкушала хорошую охоту.
Когда всадники решали, кто из мальчишек на каком драконе полетит, их сначала накрыла тень, а потом под ногами в воздух взметнулось мелкое каменное крошево. На площадку возле загонов для скота опустился Фэлкон, и, спрыгнув с дракона, Т’као направился к ним с широкой улыбкой на лице, слишком солнечной для такого раннего утра. М’дорима с удивлением заметил на голубом точно такое же крепление для переноски груза.
– Доброе утречко! – радостно поприветствовал Т’као, затем поклонился Сацуки. – Госпожа.
– Здравствуй, – в ответ улыбнулась та.
– Что ты здесь делаешь? – спросил М’дорима, буравя напарника по Крылу хмурым взглядом. Т’као на грубость не обиделся, лишь беспечно ответил:
– С вами лечу, разве не понятно?
– Тебя никто не звал.
– Я его позвала, – перебила М’дориму Сацуки, успокаивающе кладя ладонь на предплечье лекаря. Она обратилась к голубому всаднику: – Мы уже готовы к взлёту. Сади на Фэлтона мальчика.
М’дорима поджал губы и молча наблюдал, как стоило Т’као отойти от них, к нему гурьбой кинулись мальчишки и облепили со всех сторон, что-то галдя и выкрикивая. Голубой всадник широченно улыбался и смеялся, лохматя им волосы, и вдруг подхватил на руки самого маленького пацанёнка и подкинул к склонённой шее Фэлкона. Ребёнок кое-как взобрался и ухватился руками за складку на чешуе дракона, осветив друзей щербатой восторженной улыбкой; за его спиной устроился Т’као, шепча на ухо указания и что-то описывая двумя вытянутыми руками.
– Нам тоже пора садиться, – произнесла Сацуки. М’дорима угрюмо посмотрел на неё с высоты своего роста.
– Зачем ты его позвала?
– Нам не помешают ещё одни руки. К тому же, мальчишки его слушаются и не будут особо безобразничать.
Всадник раздражённо выдохнул и, помедлив, спросил снова:
– Почему именно он?
На лице Госпожи Айгена возникла непонятная М’дориме улыбка.
– Это родной Вейр Т’као. Я разрешила ему слетать в холд и повидаться с семьёй. Хватит разговоров, всадник коричневой Асы. Летим.
М’дорима помог мальчику залезть на шею Асы и обхватил тонкое ещё тело одной рукой, страхуя от падения. Драконы одновременно замахали крыльями, поднимая себя и всадников в воздух, и друг за другом ушли в Промежуток. Мальчик, к чьей спине грудью прижимался М’дорима, крупно вздрогнул и притёрся плотнее, всеми силами вцепляясь в складку чешуи. Лицо обожгло холодом; вокруг вместо светлеющего неба образовалось Ничто. Всего три секунды, и все три дракона летели уже над хребтами Бендена.
Только Пернитские драконы обладают способностью перемещаться через Промежуток – измерение, в котором отсутствуют понятия пространства и времени, в любую точку мира. Всаднику необходимо лишь передать дракону картинку того места, где он хочется появиться. Именно Промежуток позволяет всаднику мгновенно оказываться в родном Вейре, где бы он ни находился до этого.
Бенден ещё дремал. Далеко внизу малые холды раскинулись тёмными пятнами домов и построек, кое-где крохотными свечками светились редкие окна – наверное, фермеры готовились к трудовому дню. Построенные из обтёсанного камня, эти поселения выглядели скорее как маленькие крепости: железные ставни на окнах и металлические двери, чтобы Нити не проникли в щели. Главные Холды располагаются внутри скал, в естественных или вырубленных пещерах, что обеспечивало максимальную защиту от Нитей.
М’дорима всматривался в пролегающие внизу поля. Близится пора сбора урожая, а значит, скоро в Вейры потянутся караваны с причитающейся каждому поселению всадников десятиной. Неожиданно в голове раздался голос Асы: «Момои поговорила с Сейрин. Госпожа Бендена примет нас вечером, после того как мы закончим». Лекарь почувствовал облегчение. Возможно, вечером ему удастся получить разрешение Сацуки на возвращение в Айген без посещения Вейра Бенден.
Через драконов М’дорима и Сацуки определи, где лучше приземлиться и откуда начать. Они выбрали подножие горы чуть дальше Бендена, на север, ближе к Пустынным землям. Сгрузили на землю инструменты и мешки, сняли с Момои сумку с небольшим запасом еды. Отпущенные драконы взмыли в небо и направились на поиски обещанных упитанных козлов. Позже Аса похвасталась М’дориме, что словила одного прямо возле острого пика.
Сбор трав проходил споро. Мальчишкам показали, какие именно растения нужно собирать и как, и они дружно убежали чуть в сторону. Приглядывать за ним Сацуки попросила Т’као. После полудня, когда голову начало припекать солнце, устроили привал возле неглубокого озерца. Т’као болтал с золотой всадницей и часто хитростями и глупыми шутками вынуждал М’дориму присоединяться к разговору. Мальчишки выпросили разрешение искупаться и вскоре звонко кричали, брызгая друг в друга водой и ныряя. В один момент, разморённый теплом и едой лекарь потерял бдительность и едва не поплатился за это: голубому всаднику в его дурную голову взбрело окатить коричневого водой. М’дорима едва удержался на ногах, чтобы с головой не нырнуть в озеро, когда его довольно нахально толкнули в спину. Впервые Сацуки и Т’као видели настолько вышедшего из себя лекаря, а голубому всаднику ещё и пришлось поспешно уматывать ноги от взбешённого товарища. В конце концов М’дорима всё же удовлетворился сильным подзатыльником и скулежом Т’као, взывающего к милости и прощению.
Когда все имеющиеся мешки были заполнены травами и помечены бирками, Сацуки сказала:
– Рико приглашает нас в Вейр. Мы прибудем как раз к ужину.
Вейр Бендена встретил их оживлённым движением и шумом голосов. Навстречу всадникам в Большой зал вышли сама Госпожа и её помощница, всадница младшей золотой королевы. Окинув гостей проницательным взглядом, Рико улыбнулась и первой произнесла приветствие, как полагали приличия:
– Рада видеть вас в своём Вейре. Госпожа Сацуки, ты ничуть не изменилась. – Женщины обменялись одинаковыми устрашающе-милыми улыбками. Похоже, слухи об их соперничестве оказались отчасти правдивы. Затем Рико перевела взгляд на М’дориму. – Мы лично не были знакомы, М’дорима, всадник коричневой Асы, и я рада сделать это сейчас.
Всадник ответил сдержанным поклоном.
– Я рада познакомиться и с тобой… – Госпожа Бендена запнулась на секунду, общаясь со своим драконом, и продолжила: – Т’као, всадник голубого Фэлкона. Прощу прощения за то, что не смогла принять вас утром – в Вейре возникли небольшие проблемы. Однако сейчас вы можете отдохнуть за нашим столом. Пойдёмте.
– Нас не встретит Предводитель? – поинтересовалась Сацуки, идя рядом с Рико. Та недовольно поморщилась и махнула рукой.
– Х’юга занимается очередными исследования. Его сейчас не оторвать от его игрушек.
Их проводили к уже накрытым столам в банкетном зале. Вместе с ними и Рико ужинали ещё несколько всадников – командиров Крыльев. Кое-кого М’дорима знал в лицо, кого-то – понаслышке. Он старался не участвовать в разговорах, а вот Т’као в отличие от него активно заводил новые знакомства и, казалось, всюду успевал вставить слово. Пару раз лекарю пришлось одёрнуть товарища, потому что тот слишком многое позволял себе в присутствие двух Госпож и бронзовых всадников.
– Думаю, нужно воспользоваться тем, что вы здесь, – сказала Рико, когда ужин закончился. Она обращалась к Сацуки. – Мне бы хотелось кое о чём с тобой поговорить. М’дорима, я могу позвать К’роко, если ты хочешь его увидеть.
– Не стоит его беспокоить. Мы с К’роко никогда особо не ладили.
Сидящий рядом Т’као ликующе осклабился, будто вот-вот готовый воскликнуть: «Я так и знал!» М’дорима остудил его пыл одним лишь взглядом.
– Ну что ж… – задумчиво протянула Госпожа Бендена. – Тогда не буду вас задерживать.
Обе Госпожи удалились, всадники Айгена не спеша вышли из банкетного зала. М’дорима не знал, куда идти дальше. Сацуки ясно дала понять, что не простит его ухода, и лекарь не рискнул разозлить золотую всадницу. В этом Вейре у него, кроме К’роко, не было хороших знакомых, не было и лекарских дел, которые помогли бы убить время. Положение спас – с натяжкой говоря, конечно, – Т’као. Он свойски закинул руку на плечо М’доримы и предложил:
– Пойдём, я познакомлю тебя с семьёй. – И, предвосхищая возражения коричневого всадника, заявил: – Я всё равно знаю, что деваться тебе некуда. Тут недалеко, честное слово. И никто не будет к тебе приставать, обещаю.
Как ни тяжело было признавать правоту голубого всадника, М’дорима сдался, но с условием:
– Ты тоже не будешь ко мне приставать.
Т’као деланно ужаснулся и состроил удивлённое лицо.
– Когда это я к тебе приставал?
– Каждый раз, как вертишься рядом. И отцепись уже от меня. – Лекарь повёл плечами, сбрасывая чужую руку. Т’као засмеялся.
– Может быть, я даже попытаюсь исправиться. Идём?
Им пришлось перелететь в холд Битра, и Т’као повёл его какими-то тайными тропами всё глубже в пещеры. Встречаемые по пути жители почтительно уступали дорогу – всадников уважали в любом месте, и степень их уважения становилась тем выше, чем ближе приближался срок Прохождения. Этот холд ничем не отличался от холдов Айгена, да и от того, где до Запечатления жил М’дорима. Точно такое же расположение площадок и построек, похожее, хоть и не точь-в-точь, оформление вейров. Такие же люди, спешащие по своим делам. В холдах не часто встретишь всадников, только прибывших сюда с поручением. Установив ментальную связь и навсегда соединив свою жизнь с драконом, подростки перебираются жить в Вейры, порой просто разрывая родственные связи. Их окружение становится другим, заполненным товарищами по крылу и полётами. Мало кто из всадников в разговорах упоминают родной холд – это не запрещено, но не принято; всё, что было до Запечатления, остаётся в прошлом. Т’као, похоже, из тех всадников, что при любом удобном случае навещают семью и не прочь поболтать о ней. И хотя М’дорима знал о голубом всаднике лишь то, что он выходец из Цеха арфистов, он почему-то ясно представлял себе его детство.
Как правило, дети в цехах воспитывались всем скопом. Не было принято делиться на семьи, не было отдельных «родителей». Детей учили, кормили, развлекали всех вместе, старшие приглядывали за младшими и готовились стать учениками, младшие бедокурили и мечтали стать всадниками или хотя бы Главными по цеху. М’дорима родился в среднем по размеру холде и у него была семья и родители, поэтому он плохо представлял, каково это – жить среди таких же детей, до двенадцати Оборотов, когда приходит время получать образование, предоставленных самим себе. Т’као как-то вскользь упомянул, что ему было весело в цехе и что у него там осталась младшая сестрёнка.
Голубой всадник выглядел донельзя счастливым. Он то и дело бросался к очередному мастеровому, громко здороваясь и улыбаясь. Т’као здесь знали и помнили очень многие, их путь до жилых помещений проходил под эгидой всеобщего умиления и ностальгических воспоминаний. Заметив, что драконий лекарь становится всё мрачнее и вот-вот развернётся в обратный путь, Т’као быстро распрощался со всеми знакомыми и на всякий случай схватил того за руку, не давая шанса сбежать. М’дорима руку выдернул, пусть и не с первого раза.
– Долго нам ещё идти? – сердито спросил он. Всадник успел сто раз пожалеть, что повёлся на уговоры товарища. Лучше бы отсиделся у лекарей Бендена.
– Почти на месте!
Т’као остановился напротив одной из идентичных деревянных дверей и глубоко вдохнул. М’дорима замер рядом, скрестив руки на груди. Из-за двери доносились приглушённые голоса и смех, на грани слышимости звучала издаваемая музыкальным инструментом мелодия. Голубой всадник поднял руку и громко стукнул костяшками пальцев по двери три раза. Несколько секунд ничего не происходило, а потом дверь распахнулась и на пороге показалась девочка примерно одиннадцати Оборотов, как две капли воды похожая на Т’као. Сначала она, задрав голову и округлив глаза, уставилась на возвышающегося над ней М’дориму, а потом опустила взгляд вниз, на брата. Пару мгновений ей понадобилось, чтобы опознать стоящего напротив человека. Т’као лучился широченной улыбкой и уже распростёр руки для объятий.
– Такао!! – взвизгнула девочка, бросаясь на брата и повисая на его шее. Их смех слился в единый шумовой фон, и М’дорима поморщился. Ему было трудно выносить одного Т’као, двоих он просто не выдержит.
– Как? Откуда? Братик! – захлёбывалась словами девочка, обвивая брата ещё и ногами. На её голос в коридор вышла женщина и, увидев голубого всадника, поспешила обнять.
М’дорима не ожидал столь бурного воссоединения семейства. Он не успел и глазом моргнуть, как его завели внутрь тесной, но вполне уютно обставленной комнаты. На него смотрели с почтением и некоторым благоговением, пока Т’као, со всеми наобнимавшись и освободившись от сестры, не представил его:
– Это М’дорима, мой друг, тоже всадник.
Тот не успел и слова вставить насчёт «друга».
– А я могу посмотреть на вашего дракона? – тут же ухватилась за возможность Лисса, глядя на коричневого всадника восторженными глазами. М’дорима смешался – он никогда особо не умел ладить с детьми и совершенно не понимал, как с ними себя вести. Его спас Т’као: загородил собой и потрепал сестру по волосам, усмехнувшись:
-Э, не-е-ет. Я обещал М’дориме, что никто не будет к нему приставать, так что не лезь. – И, придавая наказу вес, легонько щёлкнул девочку по кончику носа. Лисса наморщила лоб, но почти тут же перескочила на другую тему – похоже, это семейная черта:
– А Фэлкон меня покатает?
– Покатает, если время будет. Мы тут вообще-то по делам остановились.
Мать Т’као увела дочь накрывать на стол, послав мужа на рынок за какими-нибудь фруктами, и М’дорима наконец остался в покое. Вдруг голубой всадник повернулся к нему и тихо сказал:
– Прости, что они такие шумные. Мы видимся не часто, и Лисса обожает, когда я прилетаю домой. Потерпишь немного? А потом мы уйдём в любой момент, как захочешь!
Коричневый всадник никогда не стремился научиться читать людей по лицам. Но сейчас он, наверное, впервые с момента их с Т’као знакомства столь пристально всмотрелся в чужое лицо. Т’као не дурачился привычно и не строил хитрых мин с кривоватыми ухмылками. Смотрел серьёзными глазами, действительно готовый сорваться с места и оставить родных по малейшему знаку М’доримы. И, принимая такое самопожертвование, лекарь шагнул по направлению к кухне, бросив:
– Думаю, им нужно помочь.
Через секунду к его боку на несколько мгновений прижалось крепкое и тёплое тело, и обволакивающей мягкостью раздался насмешливый голос:
– А ведь на самом деле ты тот ещё добряк, да?
М’дорима не сдержался и хмыкнул.

В доме Т’као они просидели вплоть до просьбы Сацуки вернуться в Вейр. Лисса расстроенно не выпускала брата из объятий, что-то шмыгая ему в плечо, пока голубой всадник уверял девочку, что скоро снова прилетит и обязательно прокатит её на Фэлконе. Отец всадника, мастеровой цеха, крепким рукопожатием и сухими, но искренними фразами поблагодарил М’дориму за приход. Холд Битра лекарь покидал со странным ощущением. В Бендене Сацуки, Момои и мальчишки-подсобные ждали уже на площадке вылетов. Закрепив мешки с травами на ремнях, они взлетели в воздух и через Промежуток оказались возле самого Вейра Айген. Разгрузка заняла какое-то время, но вскоре всадники разбрелись по вейрам. Т’као в который раз навязался следом, и М’дорима опасался едких высказываний о проявленной им слабине. Однако голубой всадник лишь пожелал спокойной ночи и умчался на Фэлтоне к своему вейру.
Лёжа в постели и слушая краем уха, как в соседней комнате-пещере на ночлег устраивается Аса, М’дорима мысленно прокрутил весь прошедший день. Взглянув на всё со стороны, он признал, что общество Т’као оказалось полезным и менее напрягающим, чем обычно. Впрочем, голубой всадник никогда не дождётся похвалы из уст лекаря.

* * *

Как бы сильно ни желал М’дорима отсрочить этот день, изменить природу ему было не под силу. Аса должна была подняться в воздух. Многие зелёные уже отлетали, и по Вейру только и ходили разговоры, кто кого догнал.
Лекарю удалось завершить наиболее неотложные дела, чтобы в этот день быть полностью свободным. Подготовил вейр и совершил с собой необходимые приготовления, призванные облегчить заполненные безумной, всепоглощающей страстью часы брачного полёта драконов. Правда, с утра ему пришлось отвлечься на зелёную всадницу его Крыла. Та подошла и попросила посмотреть её Флору – драконица жаловалась на боль в задней ноге. Ничего серьёзного, обычное растяжение, и отработанные Оборотами движения позволили М’дориме сконцентрироваться только на работе. Аса спала, и как только драконица проснётся, для лекаря ничего, кроме неё, не останется.
По пути к кухне его перехватил Т’као. Голубой всадник, едва поздоровавшись, огорошил М’дориму вопросом:
– Ты не будешь против, если Фэлкон догонит Асу?
На них обернулись несколько всадников других Крыльев. Лекарь оказался настолько ошарашенным, что не смог выдавить и слова – язык будто прилип к нёбу, и беззвучно пялился на товарища широко распахнутыми глазами. У него даже мысли не возникло, что Т’као заинтересуется полётом Асы. Однако голубой всадник терпеливо ждал ответа и, кажется, даже нервничал.
За него решила проснувшаяся Аса. Драконица потянулась в своей пещере и игриво ответила: «Для начала пусть он попытается меня догнать. И пусть даже не надеется, что я поддамся».
М’дорима кашлянул, сглотнул сухим горлом и высокомерно отозвался:
– Не слишком ли ты самоуверен?
Т’као расплылся в хитрой улыбке, обнажившей белые зубы, и прищурился, разом расслабившись.
– Что ты. Я полностью уверен в своих силах, как никогда раньше.
– Такая самоуверенность может выйти тебе боком.
Голубой всадник хохотнул:
– Вот увидишь, ты будешь поражён.
М’дорима чувствовал, как Асу терзает голод, и с каждой минутой он становился всё сильнее. Силой воли сдерживая коричневую и не позволяя улететь в большую чашу и наесться упитанных птиц, он заставил себя проглотить завтрак – после будет не до еды. Аса делалась всё беспокойнее, и ему пришлось выпустить её из вейра. Спешным шагом идя к своему жилищу, М’дорима не сводил глаз с парящей в воздухе коричневой. На отдалении с ней летели другие драконы, чьи всадники ждали подходящего момента, чтобы зайти в вейр лекаря.
В своём жилище М’дориме стало чуть легче, и в то же время в нём разрастались нетерпение и жажда Асы. Они переполняли лекаря до краёв, грозясь затопить его, если он не проявит выдержку. Сознание М’доримы будто разделилось надвое. Он одновременно замечал, как в его вейр один за другим заходят всадники и молча выстраиваются у стен – мелькнули лица Т’као и М’яджи, и в то же время он вместе с Асой кружил над загонами для скота, распугивая глупых птиц. Когда муки голода коричневой стали совсем невыносимыми, он разрешил драконице действовать. С утробным ликующим рыком она спикировала на птиц и схватила одну, вцепившись когтями в мягкое брюхо. Взмыла ввысь и хотела впиться клыками в дёргающееся, истекающее кровью тело, но М’дорима усилием заставил её только напиться крови животного. Аса взревела, недовольная тем, что ей не дают полакомиться мясом. Но всадник был непреклонен. Во время брачного полёта самкам можно только пить кровь, чтобы они смогли взлететь высоко, не отягощённые набитым брюхом. И Аса подчинилась приказам всадника, высушив бедную птицу, выбрасывая её труп и пикируя за новой жертвой.
Коричневая насытилась лишь на четвёртой птице, и без понуканий взмыла в воздух, яростно махая крыльями. Её переполняло ликование. Она знала, что ей нужно лететь как можно быстрее, нырять в облака, ловить восходящие потоки, дразня преследующих её самцов. В своём вейре М’дорима весь отдался полёту Асы, он пронзал небо вместе с ней, не обращая внимания на происходящее вокруг него.
За Асой упорно летели, пытаясь догнать, Пайн и несколько знакомых драконов. Коричневые соединяли в себе силу и скорость, они сражались с Нитями на передовой и могли без устали провести в воздухе всё Падение. Голубые являлись самыми быстрым и проворными, они были незаменимы во время Падения – сжигали небольшие скопления Нитей, которые избежали пламени больших драконов. Но все они безнадёжно отстали, потому что Аса не хотела сдаваться никому из них, она хотела играть с ними, дразнить, доказать, что выберет только самого достойного.
М’дорима покачнулся, когда снизу в Асу на большой скорости врезался дракон. Изумлённая и озадаченная, она выгнула шею и заглянула под крыло. Под ней на расстоянии взмаха крыла летел голубой Фэлкон. От удара коричневая сбилась, её повело резко влево, она потеряла несколько мгновений на восстановление полёта, и этих секунд Фэлкону хватило, чтобы поднырнуть под брюхо Асы и вцепиться лапами в её лапы. Разозлённая и обманутая коричневая закричала, попыталась вырваться, однако хватка голубого оказалась удивительно крепкой. Фэлкон прижался к ней гибким телом, так что их чешуя соприкоснулась.
В вейре драконьего лекаря остались только он и Т’као; остальные всадники, признавая поражение, покинули жилище. Той частью своего сознания, которая принадлежала ему, М’дорима ощущал прижимающееся тело Т’као, чувствовал его руки на своих плечах, горячечное дыхание на шее и поцелуи на лице. В комнате было жарко от натопленного камина, в венах бурлила кровь, страсть сжигала все нервы, как извергнутый драконьей пастью огненный камень сжигает Нити. Отчаянно борясь за остатки самообладания, М’дорима впился пальцами в бока Т’као, сминая лётную куртку и оставляя ногтями болезненные лунки. Плотно закрытых век мимолётно коснулись подушечки пальцев, и в самый рот, раскрытый и жадно глотающий воздух, влился шёпот:
– Да отпусти ты уже себя.
И когда Фэлкон обвил шею Асы своей сильной упругой шеей, когда коричневая сдалась, сливаясь с голубым в наслаждении, когда в губы М’доримы впились ищущие, вожделеющие губы, – тогда он отпустил себя. Он с яростью, подходящей дракону, отвечал на поцелуи, шарил руками по чужому отзывчивому телу, срывал одежду и стонал, отдаваясь ласке другого всадника. И когда страсть драконов соединилась с их страстью, единственное разумное, что пульсировало на краю сознания М’доримы – не дать упасть Асе.
Новая волна удовольствия накатила на него.

М’дорима проснулся от того, что ему было жарко. Камин за ночь погас, и в комнате стало довольно прохладно, но одеяло из шкур и жар чужого тела делали своё дело. Всадник пошевелился на кровати, намереваясь выползти из-под одеяла, но грудь обхватила рука, а в загривок уткнулись тёплые губы, шевеля дыханием волосы. М’дорима застыл, вспомнив, что в его постели лежит Т’као.
– Куда ты собрался, ещё слишком рано… – пробурчал голубой всадник, толком не проснувшись и плавая на границе между сном и бодрствованием. Наверное, возня М’доримы потревожила его.
В горле у лекаря першило; кажется, он сорвал голос. Все мышцы ныли приятной болью, отголоски недавнего наслаждения волнами прокатывались по позвоночнику. Было хорошо, и всё же М’дорима не смог заставить себя повернуться к Т’као лицом и встретить его взгляд.
Т’као убрал руку и отодвинулся. В образовавшееся пространство между их телами тут же проник холодный воздух, и по спине лекаря прошлись мурашки. Хотя возможно, они появились из-за тихого, совсем уже не сонного голоса голубого всадника:
– Только посмей сказать, что это было всего лишь результатом полёта драконов. Я серьёзен, М’дорима.
Лекарь ничего не ответил, лишь сбился с намеренно ровного дыхания. Помедлив, он сел на кровати, не поворачиваясь к Т’као лицом, собрал ту одежду, до которой смог дотянуться, и с прямой спиной вышел из спальни в соседнюю комнату, где располагалось небольшое по диаметру озерцо естественного происхождения.
Это и был его ответ.
Первым делом М’дорима мысленно потянулся к Асе проверить её состояние. Коричневая спала, прижавшись боком и сложенным крылом к Фэлкону. Выдохнув, всадник на несколько мгновений прикрыл глаза. Лучше бы Т’као сухо поблагодарил за полёт, и уже на следующий день они вернулись бы к прежним недо-дружеским отношениям.
Когда вымывшийся и натёршийся до красной кожи мыльным песком М’дорима вышел из купальни, в спальне никого не было.

Конец первой части~

Словарь юного всадника:
Алая Звезда – планета системы Ракбета. Обращается вокруг светила по нестабильному, сильно вытянутому эллипсу.
Вейр – место, где обитали от двухсот до четырехсот драконов и их всадников – кратер потухшего вулкана. В собирательном смысле Вейром называлась цеховая организация всадников, охранявших Перн во время Прохождения и растивших драконов в мирные периоды.
вейр – пещера (логово) дракона, с примыкающим к нему жилищем всадника.
Запечатление – взаимопроникновение сознаний новорожденного дракона и выбранного им всадника; порождает дальнейшую связь человека и зверя на всю жизнь.
Крыло (боевое крыло) – соединение, включавшее 15-30 всадников; в Вейре было от десяти до двадцати Крыльев.
Нити – микозоидные споры. Форма жизни с Алой Звезды, способная при сближении планет (в период Прохождения) достигать атмосферы и поверхности Перна. В процессе размножения и роста уничтожают всю окружающую органику.
Оборот – перинитский год.
огненный камень – минерал, содержащий фосфин. Драконы жуют его и таким образом приобретают способность выдыхать пламя.
Падение – атака Нитей.
Поиск – путешествие всадников по мастерским и холдам Перна с целью отбора кандидатов на ближайшую церемонию Запечатления. Попасть в число кандидатов и запечатлить дракона – особенно новую золотую королеву – считалось чрезвычайно почетным для девушки или юноши.
Промежуток – измерение, в котором отсутствуют понятия пространства и времени. Перинитские драконы обладают способностью перемещаться через Промежуток в любую пространственно-временную точку обычного мира.
Прохождение – период, в течение которого Алая Звезда находится достаточно близко от Перна, чтобы Нити могли преодолеть разделяющее планеты пространство. Обычно период Прохождения равен 50 Оборотам.
холд – место обитания жителей Перна; первоначально, для защиты от Нитей, залы и помещения холда вырубались в скалах. В дальнейшем названия наиболее крупных (Великих) холдов Перна были распространены на соответствующие области северного континента; во времена Нерилки в них проживали тысячи людей. На территории каждого Великого холда были десятки малых холдов, населенные десятками-сотнями обитателей.
Цех – профессиональное объединение ремесленников или специалистов (кузнецов, лекарей, арфистов, рыбаков, скотоводов и т. д.). Цеха имели Главную мастерскую, расположенную вблизи одного из великих холдов, и ряд мастерских в других местах. Цеха были полностью автономны и независимы от власти лордов; управлялись выборными Главными мастерами.

Сравнение размеров драконов

Обзорам

<a href="http://www.diary.ru/~junigatsu/p204191858.htm">Драконий лекарь Перна</a> Т’као/М’дорима (PG-13, слэш, AU, кроссовер) 

@темы: Kuroko no basuke, Фанфикшен

---

Билли Миллиган

"Таинственная история Билли Миллигана" (хотя тут, на мой взгляд, больше подойдет перевод "Множественные умы...") Дэниела Киза, наконец, прочитана. Как утверждает автор, история списана с реальной личности, Билли Миллигана, в чьём теле, помимо "ядра" Билли, живут еще 23 человека. Итого 24 личности в одном теле.
Произведение разбито на три книги, эпилог и послесловие, а начинается оно с перечисления всех личностей, их имен, возраста и личных качеств. Что меня поражает: у каждой личности свой возраст и привычки. Это реально отдельные люди, заключенные в одно тело. Поразительно просто.
Первая книга читалась нейтрально: писатель только знакомит нас с Билли и его историей. Интереснее события развиваются уже со второй книги, когда все происходящее мы видим глазами каждой личности в отдельности. Как Билли рос хорошим нормальным мальчиком и как в возрасте восьми лет подвергся сексуальным домогательства со стороны отчима. Именно с этого времени Билли "расщепился". Он не хотел быть Билли. И появился Дэвид, который забирал себе боль "семьи", появился Рейджен - защитник, Томми - мастер побега. Каждая личность занималась саморазвитием: Артур читал книги по медицине и наукам, Аллен рисовал портреты, Томми учился вскрыть любые замки. И что удивительно, внешний вид у каждого отличается. Как такое возможно?
Переключение между личностями происходит мгновенно и не всегда поддается контролю. Когда Билли попросили объяснить, что с ним происходит, когда личность расщеплена, он сказал: "Ну вот например. Однажды стоял в своей квартире перед зеркалом и брился. У меня тогда были проблемы. Я только переехал в Коламбус и переживал из-за того, что ушел из дома со скандалом. Итак, я стоял, брился, и вдруг – словно выключили свет. И стало очень спокойно. Потом я открыл глаза - и оказался в самолете. Я жутко перепугался. Я даже не знал, куда лечу, пока мы не приземлились и я не очутился в Сан-Диего."
Это страшно - вот так отключаться и снова приходить в себя часы, дни, недели спустя. А еще страшно не знать, кто крадет твое время.
Третья часть - борьба Билли за слияние личностей в единое целое и нападки общественности. И вот с этого момента читаешь, напряженно листая страницу за страницей. Наблюдать, как жизнь Билли вроде бы налаживает и тут же рушится из-за глупого стечения обстоятельств, захватывающе. В течение всей книги я не сочувствовала ему столь сильно, как в последней части. А уж эпилог и послесловие, в которых описывались дальнейшие происходящие (и не прекращающиеся) с Билли события (можно сказать, несчастья) и вовсе буквально проглотила.
И все же Билли по-своему сломался.
"Я регулярно его навещаю и беседую с Томми или Алленом. Они оба говорят, что общего сознания у "людей" давно не было. Аллен слышит в голове голоса - с британским и югославским акцентом, - но ни он, ни Томми не могут до них достучаться, да друг да друга тоже. Внутри коммуникации нет. Теряется много времени. На данный момент, когда я пишу эти слова, Учитель не появлялся."
На этом заканчивается история Билли Миллигана. Википедия говорит: "В 1988 году, после 10 лет интенсивного лечения в различных медицинских учреждениях штата Огайо, Билли Миллиган был признан «цельным» и отпущен на свободу. Известно, что в 1996 году он жил в Калифорнии, владел мелкой киностудией «Stormy Life Productions» и собирался снять короткометражный фильм (который, по-видимому, так и не был выпущен). Дальнейшее место жительства и род занятий Уильяма Миллигана неизвестны, его прежние знакомые потеряли с ним связь].
По словам его адвоката, Брюса Тэбита, «на некоторых стенах комнат его дома — прекрасные фрески, другие исписаны математическими формулами. Это за пределами человеческих возможностей — знать все о Билли Миллигане»".

В целом книга оставила приятные впечатления, но, скорее, зацепила сама история 24-х личностей, чем ее изложение на бумаге.